«Фильм, фильм, фильм».
Забытые традиции.
|
1968
год, кто-то из инженеров кинокомплекса, по-моему, Слава Конев или Виктор
Куприянов, привез с Приморского краевого кинопроката цветной мультик «Фильм,
фильм, фильм» режиссера и мультипликатора Федора Хитрука. Сразу состоялся просмотр
ленты всем коллективом, и с тех пор песенка с одноименными словами стала гимном
вновь созданной студии «Дальтелефильм».
«Фильм, фильм,
фильм» - шутка, пародия. Подчас
грустная, подчас веселая. «Кино в кино» — такова тема, использованная на экране. «Фильм, фильм,
фильм»— комический, мультипликационный «парафраз» знаменитого итальянского фильма «Восемь
с половиной» — разоблачает миф о
«сладкой» киножизни. Повествует о муках рождения кино. О взлетах и кризисах
режиссерской души, которая вкупе с душой сценарной превозмогает-таки все
творческие и нетворческие страдания. И, пережив катарсис премьеры, готова к
очередным мукам на путях создания новых и новых фильмов...
|
Сделанная
в стремительном ритме, картина, как и все фильмы Хитрука, полна смешных
находок, юмора, режиссерских «трюков». В ней очень точно обрисован суматошный
быт киностудий, атмосфера киносъемок, отдельные персонажи. В ней все
узнаваемо, типично, сделано с большим профессионализмом и даже блеском. Эта
картина стала «новым словом» в мультипликационном кинематографе. Хотя изобразительно
она решена достаточно традиционно.
В
цехе печати фильмов сделали черно-белую копию ленты. И с тех пор не было ни
одного праздника, ни одной вечеринки, чтобы этот фильм не открывал наши
посиделки. Эта традиция сохранялась долгие годы, пока картину не затерли до
дыр. Но фонограммы песенки еще долго звучала на наших профессиональных
праздниках – День кино, День радио, День печати.
Для
внутреннего пользования была у нас еще
одна смешная мультяшка Уолта Диснея «Пляска на костях» Действие трехминутного клипа происходило на
заброшенном сельском кладбище. Под популярный музыкальный кунштюк в темпе аллегро и в джазовой аранжировке
(по-моему, это была «Ночь на Лысой горе» Модеста Петровича Мусоргского) скелеты
вылезали ночью из могил, плясали среди надгробий, играли друг у друга на позвонках,
кидались черепами до звездной полуночи, а когда часы отбивали 12 – прятались обратно
в могилы. Все танцевальные па были исполнены с диснеевской изобретательностью и
изяществом. Не знаю почему, но этот опус был под негласным запретом. Его
смотрели только в узкой профессиональной среде при «закрытых дверях». Иногда
делалось исключение для хорошеньких девушек! Они, приобщенные к «тайнам мадридского
двора», дарили свою благосклонность режиссерам и операторам. И после просмотра юные
девы, прикрытые юбками размером с носовой платок, отправлялись с киношной
элитой в ближайшее кафе «Порвали парус». Там продолжалась «Ночь на Лысой горе».
Пили «сушняк» под аккомпанемент солянки из трепангов. Играли в лимпомпо. А
далее… - в библии сей порок обозначается красивым продолжительным словом – прелюбодеяние. Падение во тьму алкоголя
и секса завершалось в двухэтажной избушке, носившее броское название
операторский домик. Домик этот был вне зоны ведомственной охраны, чем заслужил добрую службу не одному поколению
кинематографистов «Дальтелефильма» - холостяков и женатиков. Под эротический гимн
№1 - песню Джо Коккера «Шляпу можно оставить» девушки разоблачалось до
невесомой комбинации – немного одежды более эротично, нежели её отсутствие - и
стыдливо скрывались в темноте операторских кабинок, где и завершался гормональный
праздник одиноких сердец, не имеющих ни машины, ни квартиры для свиданий.
Известный
кинодраматург Леонид Гуревич, с которым я познакомился на Международном
фестивале документального кино в Варшаве, поведал байку, связанную с этой мультяшкой. «Мы
устроили вечер киноклуба, пригласили гостей. Чтобы их развлечь, помимо наших
смешных кусков из спектаклей, показали новогодний капустник Саратова и «Пляску
скелетов» Диснея, трехминутный мультик, получивший в 1957-м на Московском
кинофестивале приз! Никто не мог подумать, что это станет поводом для тотального
краха. Через несколько дней меня исключили из комсомола… за проповедь американских
взглядов, мистики и ужаса, за культ смерти... Тронулся я искать правду в Москву
– хожу по кабинетам ВГИКа, там держатся за животы Юренев, Юткевич, Ромм: «Да ты
что? В самом деле, за Диснея? Черт знает что!» Михаил Ильич написал письмо, я с
ним в ЦК комсомола, там меня приняли великие люди – Шурик Шелепин, Вова Семичастный
и, как ни странно, обласкали, сказали: «Да, перегнули палку, подавай апелляцию».
Вот такие
были парадоксальные времена в кинематографе нашей молодости.
Олег Канищев